Банда Тэккера - Страница 117

117

У фармацевта были курчавые темно-русые волосы, расчесанные на прямой пробор. Концы завитков золотились от яркого света. Брюки у него были закатаны выше колен, белая кожа круглых волосатых ног поблескивала. Чтобы удобнее было мести, он взгромоздил длинноногие, с низенькими спинками стулья под красное дерево на прилавок поддельного мрамора. Он весело работал шваброй, делая размеренные плавные взмахи. Для него это был самый приятный час длинного дня, начинавшегося с утренних занятий в фармацевтическом училище. Мышцы его пружинили в такт широким взмахам, голова была опущена и круглые юношеские щеки надувались и опадали в том же ритме. В эту минуту он, казалось, воплощал в себе весь человеческий род, захваченный веселым ритмом труда. На несколько мгновений он испытывал радость физической работы, из которой можно изгнать мысль, а вместе с мыслью всякое напоминание о бизнесе и мире бизнеса.

Голова Бауера тоже начала покачиваться из стороны в сторону, в лад со взмахами швабры. Точно двое людей, разделенные дверью, раскачивали незримый гамак, и этот естественный, неискаженный ритм жизни и труда давал обоим спокойную радость. Внезапно Бауер перестал покачиваться. Швабра продолжала взлетать, но голова Бауера застыла на месте. Он заметил, что глаза фармацевта не следуют за взмахами швабры. Они были неподвижны — они со страхом впились в Бауера.

«Должно быть, боится, что я налетчик, высматриваю, нельзя ли тут поживиться», — подумал Бауер. Он вспомнил, что на блатном языке это называется — «наколоть дельце». Он слышал это у Бойла. Дрожь пробежала по его телу. Различные ощущения сразу зашевелились в нем: сожаление о том, что оборвался бодрящий ритм, презрение к этому мальчишке, который испугался его, страх перед тем, что думает о нем этот мальчишка.

Ученик продолжал работать, удаляясь понемногу от двери, в глубину аптеки, и швабра взлетала слева направо, справа налево длинными свободными взмахами. Но Бауер заметил, что плинтусы и углы подметаются небрежно. Те места, где что-нибудь мешало, швабра вовсе обходила. Юноша боялся тратить на них время. Ему хотелось поскорее убраться подальше от Бауера и спрятаться за прилавок в глубине аптеки.

Бауер заставил себя презрительно усмехнуться. Мальчишка сейчас нырнет за прилавок, уткнется головой в угол, зажмурится и будет сидеть там, дрожа от страха. Бауер видел, что на полке позади прилавка стоит телефон. Мальчишка может броситься к нему и вызвать полицию. Бауер зашевелился. Полиция прикатит на машине. Они догонят его, схватят, потащат на допрос.

Бауер сам не заметил, как очутился за углом, и уже торопливо шагал по направлению к своему дому. Когда он вспомнил о Джо, было уже поздно нагонять на себя страх. Он почти дошел до подъезда. Улица была пуста. Только рядом с его домом у газетного киоска перед мелочной лавкой стояла кучка молодых людей.

Бауер знал: если бы замышлялось убийство, где-нибудь поблизости ждал бы автомобиль. Две машины, стоявшие у тротуара, были ему знакомы. Все же он осторожно заглянул в подъезд. Он увидел тесный, тихий, сумрачный вестибюль, освещенный электрическим плафоном, тускло горевшим под потолком. В глубине вестибюля лестница уныло уходила во мрак. Бауер подумал о трех пролетах, на которые ему нужно подняться, о лестничных площадках с электрическими лампочками под потолком, отбрасывающими желтоватый призрак света, о темных дверях и темных закоулках в глубине коридоров, где легко можно спрятаться.

Он старался представить себе человека, который притаился там и поджидает его. Тщетно. Он видел не его, а жену, поджидавшую его дома. Он чувствовал, что не может встретиться с ней, нет, — сейчас еще не может. Он повернулся и стал переходить улицу, упиваясь этим новым страхом, смакуя его и внутренне облизываясь, как кошка.

«Этот фармацевт, — подумал он, — будет теперь, небось, целый год обливаться холодным потом, гадать, как я решил — грабить аптеку или нет». Ему стало смешно. Мысль о фармацевте еще больше расшевелила в нем страх, а страх хотелось заглушить смехом. Он завернул за угол, все еще чувствуя смешок в горле, и, пройдя несколько шагов, открыл дверь в бильярдную Бойла, где его весь вечер поджидал Уолли.

Когда Бауер отворил дверь в бильярдную, на него повеяло знакомым запахом. Он мог бы, закрыв глаза, видеть все, что находилось перед ним, и сейчас, захлопнув за собой дверь, сразу почувствовал себя в безопасности, — мир остался за порогом. «Здесь я больше дома, чем в своей квартире», — подумал Бауер. Ощущение безопасности обволакивало его, как нагретая рубашка. Ему вдруг захотелось крикнуть: «Я здесь!»

Палумбо, управляющий и компаньон Бойла, был во второй комнате, где стояли бильярды, и не видел, кто вошел.

— Закрываемся! — крикнул он.

— Ну, будьте другом, Палумбо, — крикнул Бауер поверх перегородки.

Палумбо узнал голос Бауера и ничего не ответил.

В первой комнате, с дверью на улицу, горела одна-единственная лампочка, отбрасывавшая зыбкий полусвет. Здесь стояли витрины с папиросами и сигарами, а напротив них две кассы-автоматы, настольный кегельбан и телефонная будка. На стене красовалась надпись крупными буквами, ярко освещенная светом уличного фонаря:

...

ЕСЛИ КРОШКЕ ТВОЕЙ НУЖНЫ БАШМАЧКИ,
В СТОЛБНЯК НЕ ВПАДАЙ — СЧАСТЬЯ ПОПЫТАЙ
В «ОБУВНОМ МАГАЗИНЕ ДЛЯ КРОШЕК»

Во второй комнате было еще темнее. Верхний спет был выключен, и только над двумя бильярдами горели лампочки под зелеными абажурами. Из-под абажуров падали белые конусы света, в которых роилась пыль, и у края одного из конусов, в тени, стоял Палумбо. Он уже был в пальто и котелке; в одной руке он держал подставку для шаров, в другой — ключи от бильярдной. Он нетерпеливо позванивал ключами.

117