— Говорит Уилок, — сказал он.
Он услышал, как в голосе сразу появились испуганно-почтительные нотки.
— Да, слушаю, сэр. — Генри решил, что это, вероятно, кто-нибудь из конторщиц.
Он попросил передать мистеру Бейкеру и мисс Локк, что он уезжает на несколько дней, может быть, на неделю. Мистер Бейкер был его помощник, мисс Локк — секретарша.
Генри знал, что ему придется поддерживать по телефону связь и с конторой, и с Бэнтом, и с Джонстоном. Джонстону понадобятся его советы для ведения лотерейного бизнеса; кроме того, нужно будет помочь ему управиться с тем, что осталось от банка Лео. Генри решил, что не уедет из города, а выберет себе какой-нибудь отель, запишется там под чужим именем и будет сидеть в номере и делать всю работу по телефону. В большом городе легче всего спрятаться. Кто-то говорил ему это, да, кто-то говорил, очень давно. Джо? Правильно, Джо. А впрочем, может быть, и не он. Может быть, кто-то другой. Во всяком случае, это правильно. И внезапно Генри подумал, что, в сущности, всю жизнь готовился к этой минуте, знал, что когда-нибудь ему придется прятаться, и искал указаний, копил их, хранил в памяти все эти годы.
Генри поднял саквояж и вышел из квартиры, даже не оглянувшись. Он с шумом захлопнул дверь. Шум ударил по тишине, и захлопнувшаяся дверь обдала Генри ветром. Он вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Словно сиротливая бесприютность его пустой квартиры вырвалась вместе с ветром и шумом захлопнувшейся двери и навалилась ему на плечи и на затылок, обвилась вокруг него, прильнула к лицу и, проникнув вглубь, пропитала все его существо.
Уилок спустился с лестницы и медленно дошел до угла, все так же остро ощущая свое одиночество и раздумывая, какой отель ему выбрать. Он перебирал в уме отели центра, окраин, Бруклина и вспоминал номера, в которых когда-то останавливался. Он снова слышал, как пели пружины, когда он садился на кровать в тишине, и как скрипели ящики туалета, когда он их выдвигал в тишине, и как звучал его голос, когда он говорил по телефону в тишине. Он чувствовал одиночество, как нечто осязаемое, оно оседало на его лице, на одежде, проникало под одежду, под кожу, и еще глубже — внутрь.
Уилок сел в такси и сказал шоферу адрес Дорис. Он решил, что сумеет выбрать отель после того, как поговорит с ней.
Уилок позвонил, и ему открыла хозяйка — бесформенный узел тряпья, с мышиным лицом, дряблым и сморщенным. Она приотворила дверь и смотрела на Уилока в щелку, обеими руками прикрывая ворот платья.
— Моя жена дома? — спросил Генри.
— Ваша жена?
— Дорис Дювеналь. Под этим именем она выступает. — Хозяйка посмотрела на отъезжавшее такси, потом на Уилока, потом на его элегантный саквояж.
— Да, вероятно, дома.
Она открыла дверь пошире, и Уилок вошел.
— Я и не подозревала, что мисс Дювеналь замужем, — сказала хозяйка.
— Да, — Генри улыбнулся. — Вы ведь знаете, как это ведется у актрис.
Хозяйка начала подниматься по лестнице впереди него.
— Я бы хотел сделать ей сюрприз, если разрешите, — сказал Генри. — Она меня не ждет, и мне хотелось бы сделать ей сюрприз, появиться неожиданно.
Он говорил, понизив голос. Весь дом, казалось, еще спал. Хозяйка остановилась и посмотрела на него с недоверием.
— Вы только покажите мне, какая комната, — прошептал Генри и улыбнулся.
— Она не одна живет.
— Да, я знаю, жена писала мне. Но ведь у них две комнаты, верно? Я помню, она говорила, что две, значит, не беда, если даже они с подругой еще в постелях.
Такую обаятельную мальчишескую улыбку хозяйке нечасто приходилось видеть.
— Дело в том, — сказала она. — Да видите ли… не знаю, право… Понимаете… нет, не знаю, право.
Генри пустил в ход свою еще более пленительную улыбку. Он продержал ее на лице несколько секунд и подумал: «Надеюсь, старушку пробрало теперь до самого нутра».
— Я могу показать вам наше брачное свидетельство, — сказал он. — Оно у меня здесь. — Он поднял саквояж. — Я его всегда вожу с собой на счастье.
— Ну, что вы! Вы меня не поняли, я совсем не то имела в виду.
— Ну, разумеется.
— Просто мы должны быть очень осторожны, люди-то ведь разные бывают. Вы себе представить не можете, на какие только штуки теперь пускаются.
— Ничего, ничего. Я даже рад, что так получилось; теперь, по крайней мере, я знаю, что моя жена здесь в надежных руках.
— Я должна сказать, что стараюсь никогда не вмешиваться, но…
— Кажется, этажом выше, да?
— Да, да, квартира «Б».
Лестница была устлана ковром, но ступеньки скрипели. Дом был старый, тесный, темный. Дверь слева на площадке вела в квартиру «А». Уилок свернул направо, скользя рукой по толстым, круглым дубовым перилам. Он шел на цыпочках, но и здесь пол скрипел.
Квартира «Б» находилась почти в самом конце площадки. Звонка на двери не было. Генри постучал. Никто не ответил, и он постучал снова. Он боялся стучать громко. Потом толкнул дверь. Дверь отворилась, и Генри вошел, осторожно прикрыв ее за собой, и прошел на середину комнаты. Генри заметил, что затаил дыхание, и, нервно выдохнув воздух, поставил саквояж на пол.
— Дорис! — позвал он.
В конце комнаты была арка, задернутая яркой полосатой занавеской. Генри повернулся к ней лицом.
— Дорис, — повторил он. Голос его звучал хрипло и слегка дрожал.
Последовало долгое молчание. Генри не подошел к арке. Он стоял, не двигаясь с места, и смотрел на занавеску.
— Дорис, — сказал он, — вы спите? — Голос его все еще дрожал, и он приложил руку к груди.
— Кто там?
Это спросила Дорис. Даже сквозь сон и испуг голос ее звучал жеманно. Волнение, которое Генри старался возбудить в себе, сразу прошло. Он забыл про ее голос.