— Где Фикко? — выкрикнул Джо.
— Не знаю.
— Говори!
Всякий раз, как Джо делал шаг вперед, Генри отступал на шаг.
— Честное слово, не знаю, — сказал Генри, — я бы рад был знать, Джо! Вы слышите, Джо! Я бы рад был знать!
— Говори! Где Фикко? Говори! Где он, будь он проклят! Я его задушу своими руками. Никому этого не уступлю. Говори, где он? Я ему все кишки зубами вырву. Говори, сукин ты сын! Говори, где он? Говори, не то убью!
Он направил на Генри револьвер, и на секунду уверенность Генри поколебалась. Он подумал, что Джо и вправду может выстрелить. Но Джо швырнул револьвер на пол. Револьвер упал с глухим стуком, подпрыгнул, перевернулся, и к Генри снова вернулась уверенность. Нет, его ждала не смерть, а только побои — жестокие, быть может, в кровь, с переломом костей. Это он выдержит, у него хватит на это мужества.
— Говори, шкура! Продажная твоя душонка, говори! — рычал Джо. Он вдруг ринулся к Уилоку, схватил его и начал трясти. Джо был силен. Он приподнял Уилока и отшвырнул от себя, как тряпку. Уилок зашатался, и Джо снова схватил его и снова начал трясти.
— Говори или я убью тебя! — кричал он. — Я тебе все кости переломаю и убью. Я не шучу!
— Джо! Я же не знаю ничего. Перестаньте!
— Не перестану!
— Вы сами знаете, что я ничего не знаю. Если бы я знал, так полиция давно была бы там. Перестаньте, говорят вам. Пустите меня!
— Не пущу!
Джо ударил его. Он изо всей силы ударил Генри кулаком в скулу, и Генри отлетел назад, качнулся вперед, зашатался, но все же устоял на ногах.
— Джо! — прошептал он. — Ради бога, перестаньте! Дверь!
Джо не слышал. Он снова шел на Генри, как слепой, ничего не видя. Генри сделал попытку увернуться.
— Дверь открыта! — снова прошептал он и присел. Он боялся говорить громко, боялся, что кто-нибудь услышит и войдет.
Он не успел увернуться. Джо снова ударил его по лицу. Генри показалось, что голова у него лопнула и все мозги вывалились наружу. Он упал на колени, и Джо ударил его снова по губам и пнул ногой, и потом еще раз ударил, и еще, и Генри опрокинулся навзничь. Тогда Джо начал колотить его ногами и топтать его руки и ноги и неподвижное тело, и когда явилась полиция, он все еще топтал его.
Полисмены вошли, держа револьверы наготове. Двое были в форме, двое в штатском. Один из агентов в штатском пробежал через комнату и приставил револьвер к животу Джо.
Джо, казалось, удивился. Глаза у него были как стеклянные, рот раскрыт. Он медленно попятился назад, не спуская глаз с револьвера, и другой агент подошел к нему сбоку и ударил его рукояткой револьвера по голове. Джо скорчился, перевернулся и упал ничком. Тело его глухо стукнулось об пол.
Дорис бросилась на колени перед Уилоком и приподняла ему голову.
— Что с тобой? — закричала она.
Генри услышал ее крик. Открыл глаза.
— Ничего, — оказал он, — ничего. Не знаю еще. Думаю, что ничего.
Он попытался подняться на ноги. Дорис помогла ему. Генри не мог выпрямиться. Бока у него болели, и грудь болела, и спина болела, и ему казалось, что руки и ноги у него переломаны и что он истекает кровью внутри. Он подошел, скорчившись, к дивану и повалился на него.
— Так трудно было их привести, — сказала Дорис. — Такая канитель. Ты отдохни. Отдохни, и все пройдет. Я говорю им: «Скорей!» Говорю им: «Скорей, скорей, это Джо Минч!» — Генри медленно поднял руку и закрыл лицо. — Милый ты мой, тебе больно. Отдохни. Ляг поудобнее и отдохни. Ах, если бы они пришли пораньше! Но полисмен не захотел идти один. Я сказала ему: «Это Джо Минч, скорее, у него револьвер!» Но он не захотел идти, пока не вызвали автомобиль. — Генри застонал. — Ох, тебе больно. Я знаю, тебе больно. Сейчас, я намочу полотенце.
Генри не слышал, что она говорила. Ему хотелось только одного: чтобы она перестала трещать. Он обрадовался, когда она отошла. Теперь можно было не улыбаться ей, можно было закрыть глаза и стонать про себя.
— Так оно и есть — это Фазан, — услышал Генри голос одного из агентов. Генри опрокинулся на спину, закрыл глаза и тихо застонал. Он лежал пластом, вытянувшись. Ему казалось, что он глубоко ушел в диван. Каждый мускул его тела мелко и часто дрожал.
Дорис обмотала голову Генри мокрым полотенцем, мокрым носовым платком вытерла ему кровь с подбородка и с губ и села рядом с ним, плача и жалостливо всхлипывая. От прикосновения холодного полотенца мысли Генри прояснились, он оттолкнул Дорис и, опираясь о спинку дивана, попытался сесть. Он должен подумать. Настала минута, когда он должен сделать именно то, что нужно, должен решить что-то, и решить быстро. Вся его жизнь, все его будущее зависит от того, что сейчас произойдет.
Генри следил за полисменами. Они не спешили. Они не хотели действовать наспех в таком деле. Они принюхивались ко всему. Это была не случайная драка, не просто оскорбление действием. Нет, это был Джо Минч. А если Джо Минч затеял драку, это может иметь отношение к его брату, к убийству, к похищению. Именно так. Непременно так. Нет, они не станут спешить. Скрутить Джо и убраться отсюда они всегда успеют. Они будут принюхиваться и высматривать, нельзя ли тут еще до чего-нибудь докопаться. Уилока они не знают, но зачем спешить? Отпустить его на все четыре стороны они всегда успеют. Он — пострадавшая сторона. Это ясно. Не он нападал. Он истец. Но убийство! Похищение! Они будут держать его до тех пор, пока все не проверят.
Генри вдруг вспомнил о револьвере. Револьвер лежал в кармане его пиджака, а пиджак он оставил в спальне. Он там! И разрешение на револьвер тоже там — во внутреннем кармане, в бумажнике.
Вот оно! Это конец. Все летит к черту. Холл уже ухватился за дело об убийстве и похищении. Он узнает о драке и о разрешении на револьвер. Разрешение наведет его на след. След приведет Холла к заместителю начальника полиции, который выдал разрешение, и тот расскажет все.