Банда Тэккера - Страница 21

Цифра эта была взята из практики и являлась определенным стандартом. Лотерейный бизнес, как и всякий другой, был стандартизован от начала до конца. Игроки, сборщики, контролеры, конторские работники и сами держатели лотерей — все отвечало стандарту. Аресты сборщиков были стандартны. Гонорары адвокатам, взносы при взятии на поруки, штрафы, наложенные судом, даже сделки с полицией — все было стандартизовано.

Полиция стоила Лео 100 долларов в неделю: 50 долларов начальнику районной сыскной полиции капитану Миллетти и 50 долларов капитану полицейской службы Лекку. Выплата этих сумм означала, что данное лотерейное предприятие, его владелец и служащие будут оставлены в покое. Это был бизнес Миллетти и Лекка. Они не прочь были кое-чем поживиться, пока это не мешало их основному бизнесу, а именно — быть блюстителями закона.

— Живи и жить давай другим, — сказал капитан Миллетти. Это был обходительный человек, и он видел, что Лео нервничает. — Страсть к лотерее — свойство человеческой натуры.

— Не будь лотерей, было бы что-нибудь похуже, — отвечал Лео.

— Правильно. И мы вас не будем беспокоить, если, конечно, нас к этому не принудят. — Ибо у капитана Миллетти как-никак был его основной бизнес, и не будь этого основного бизнеса, он не имел бы побочных доходов, а основной его бизнес заключался в том, чтобы исполнять волю тех, кто сделал своим бизнесом охрану общественных интересов. Если бы эти лица нашли для себя выгодным заставить Миллетти прихлопнуть бизнес Лео и посадить его за решетку, то Лео сел бы за решетку. Но до сих пор этого еще ни с кем не случалось, и было маловероятно, чтобы могло случиться. Впрочем, он, Миллетти, даст знать Лео, если почует что-нибудь неладное.

Лео сидел, уставившись на свои маленькие, скользкие, белые ступни. Они блестели в электрическом свете. В голове у Лео с гулом и звоном проносились слова множества людей, с которыми ему пришлось говорить в этот день, а вместе со словами всплывали и лица и, как тени, бежали вслед за словами. Лица сборщиков, контролеров, счетоводов, адвокатов, владельцев конторских помещений, дельцов всякого рода, полицейских, поручителей, агентов, лицо Самсона Кэнди…

С Самсоном он был тверд. Ему пришлось быть твердым. Он был озабочен и взвинчен, понимал, что взялся за такое дело, в котором без твердости не обойтись, но не зная, как держать себя с вежливой твердостью, был не столько тверд, сколько груб. Самсон хотел, чтобы ему уплатили за работу, а Лео, мучимый стыдом за свей новый бизнес, не желал даже смотреть на Самсона, не то что ему платить.

— Это просто неслыханно, — сказал Самсон, — выжить человека из дела, которое он сам предложил.

— Ничего не попишешь.

Сначала в глазах, а потом на всем лице Самсона выразилась нерешительность.

— Такой сморчок, а задаетесь, — сказал он и, сделав над собой усилие, посмотрел Лео прямо в глаза. — Но я не люблю пускать в ход угрозы, когда я в своем праве.

Он намекает на своих борцов, подумал Лео, на боксеров, на шулеров, на всю эту шпану, которую думает натравить на меня.

— Хочешь заработать? — Получишь! Я тоже знаю, где ходы найти! — закричал он.

Кэнди понял, что Лео имеет в виду Тэккера.

— Что вы, мистер Минч, ничего я не хочу, просто я думал, что раз это мое предложение и я потратил время, собирал людей…

— Мне вашего не надо. — Лео понял, что победил. Потребность выказать свою твердость была удовлетворена. — Если вы хотите пристроить кого-нибудь из своих сборщиками, пожалуйста. А вы сами можете быть контролером.

— Я — контролером?

Лео засмеялся.

— Вы хоть передо мной-то не представляйтесь, будто не нуждаетесь в деньгах. — И он указал на незажженную сигару в руке Самсона. — Вот доказательство.

Самсон ответил, медленно подбирая слова:

— Я и не скрываю, что деньги пришлись бы мне кстати. Но откровенно говоря, мне не очень-то охота якшаться с людьми, с которыми вы связаны.

Пока Лео молча и неподвижно сидел в спальне, перед ним всплыло лицо Сильвии и тенью побежало вслед за ее словами. «Что я мог ей сказать? — думал он. — Ведь это первый день». Он давно собирался рассказать ей и все откладывал и откладывал, и вот теперь… ну что же, теперь ему уже есть что сказать ей, первый день уже позади. Но у него была еще другая причина молчать. Стыд? Нет. Чего, собственно, ему стыдиться? И, во всяком случае, главное не в этом. Может быть, он боялся, что она не даст ему ввязаться в это дело? Может быть; но все это не то — было еще что-то. Лео знал, что Сильвия стала бы отговаривать его и не смогла бы отговорить, потому что жизнь уже не оставила в нем ничего, что могло бы удержать его от этого дела, — а вот в этом-то он ни за что не хотел себе признаться. Он чувствовал это, пусть так, но чувствовать — это одно, а знать — другое.

Лео вздохнул, поднялся и босиком вышел в коридор и через столовую прошел на кухню. Сильвия стояла, наклонившись над плитой. Она в сердцах вытащила туфли из-под плиты, и они валялись посреди кухни. Лео поднял их и, присев к кухонному столу, начал всовывать в них ноги.

— Почему ты всегда надо мной смеешься? — внезапно вскрикнула Сильвия.

— Я? Смеюсь над тобой?

— Ну да! Ты мне ничего не даешь сделать для тебя. — Она сердито бросила шумовку в таз. — Ты мне ни слова не говоришь о своих делах, словно я тебе чужая. Что с тобой случилось, Лео? Почему ты стал таким?

— Я не знаю, каким это я стал.

— Нет, ты знаешь, знаешь. Это вот теперь, недавно, — с тех пор как ты что-то затеял… бог весть что, и не хочешь мне сказать.

— Что же я затеял?

— Да, ты что-то затеял, я знаю.