— Вы сейчас не в себе. — Палумбо не отпускал Бауера, пока тот не очутился на тротуаре. — Что поделаешь, времена тяжелые, у всех сейчас нервы пошаливают. Идите домой — остынете, вам легче станет.
Если бы Палумбо не выставил его за дверь, Бауер, быть может, не принял бы предложения Лео, когда тот приехал к нему. Лео мучила совесть — вот почему он приехал к Бауеру. Чувство вины перед Бауером заставило его раздуть случай в бильярдной и уговорить себя, что Бауер «настоящий, первосортный парень» с хорошим открытым лицом, надежный и честный. А Бауера убедило то, что Палумбо, когда пошло на поверку, отдал предпочтение не ему, а Лео. Вот что заставило Бауера решиться пойти к рэкетирам.
Они все были в сборе — бывшие уборщицы и служанки, мистер Мидлтон и Джус, музыканты и Делила Лаури, кассирша из ресторана и молодой человек, собиравшийся стать полисменом, Бауер и Пай-ай, — когда агенты Миллетти, по доносу Джо, ворвались в банк. Лео тоже был здесь. Он не пошел в свою личную контору из боязни, что Джо явится туда и снова начнет его уговаривать.
Налет производили два агента в штатском и с полдюжины полисменов в форме. Один из полисменов постучал в дверь, и Бауер, стоявший поблизости, пошел открывать.
— Кто там? — спросил он, отпирая дверь, и полисмены один за другим ввалились в комнату.
Они появились сразу, со всех сторон, и Бауер от неожиданности подскочил и громко стукнулся об пол одеревеневшими ногами. Затем бросился бежать, забился в угол и, весь сжавшись, поглядывал оттуда на полисменов. В комнате стояла мертвая тишина, и все отчетливо слышали, как Бауер пробежал в угол. Он производил негромкие, царапающие звуки, словно на ногах у него были когти.
— Ни с места! — сказал один из агентов. — Не двигайтесь!
Лео с Делилой были в нише; они проверяли старые лотерейные билеты, так как один из контролеров пожаловался, что его обсчитали. Когда агент проник в комнату, Лео держал в руках пачку старых билетов. Растерявшись от неожиданности, он вышел из ниши и направился навстречу полисменам, хмурясь и поглядывая на них исподлобья. Вдруг он сообразил, что держит в руках билеты, а билеты — вещественное доказательство. Он бросил их на пол.
— Очень сожалею, мистер Минч, — сказал один из агентов. — Но вы сделали это слишком поздно.
Он собрал брошенные Лео билеты, положил их в конверт и написал на конверте имя Лео.
— Подите-ка сюда на минутку, — сказал Лео. — Лицо агента показалось ему незнакомым, но в этом не было ничего удивительного. Он давал взятки слишком многим из них, чтобы всех помнить.
Агент, не торопясь, прошел за Лео в вестибюль. Там уже были расставлены полисмены: один у лестницы, ведущей вверх, другой у лестницы, ведущей вниз. Эти полисмены были Лео знакомы, и он им кивнул. Они смущенно поглядели на него.
— Я полагаю, что мы с вами сейчас это уладим, — сказал Лео агенту, опуская руку в карман. Он знал, что время от времени, когда кому-нибудь из агентов приходится туго, он производит арест, просто чтобы получить взятку.
Но агент покачал головой.
— Да что это Миллетти — спятил вдруг, что ли? — закричал Лео. — Что все это значит?
— Он как будто был вполне здоров, когда я его видел, — сказал агент.
Двери квартир, выходивших на ту же площадку, отворялись одна за другой, и из них выглядывали любопытные лица.
— Нечего тут смотреть! — закричал агент. Он повернулся к полисмену. — Никого не пускать! — приказал он. Ему явно было не по себе.
Лео вернулся в банк.
Другой агент тем временем с помощью полисменов закончил сбор вещественных доказательств и вызвал по телефону полицейский автомобиль. Каждая пачка билетов, лежавшая на столе перед сортировщиком или счетоводом, была запечатана в отдельный конверт и помечена. Арифмометры опечатали, незаконченный дневной баланс, сводки и прочие бумаги сложили в одну большую пачку.
Женщины сбились в кучку около ниши. Некоторые казались испуганными, но большинство уже оправилось от страха и, по-видимому, получало даже некоторое удовольствие от этого происшествия, нарушившего однообразие рабочего дня. Делила сидела немного поодаль. Лицо ее было задумчиво. Руки спокойно сложены на коленях. Пай-ай стоял среди женщин и что-то весело и нечленораздельно говорил, обдавая их фонтаном мелких брызг.
«Вот, должно быть, такую же галиматью слышит господь, когда прислушивается к тому, что творится на земле», — подумала Делила. Один из полисменов внимательно вслушивался в бормотания Пай-ая. Это был молодой честолюбивый парень, и ему хотелось выудить еще какую-нибудь улику.
— Не то он говорит на блатном языке, — сказал полисмен, — а не то выворачивает слова наизнанку. Вы понимаете что-нибудь? — Он не сводил глаз с Пай-ая, но обращался, по-видимому, к Мюррею, который стоял поблизости.
Мюррей наблюдал за работой агентов и полисменов с любопытством профессионала. Ему хотелось знать, будут ли они все делать так, как его учили в полицейской школе.
— Он большой шутник, — сказал Мюррей. — Он говорит на блатном языке, да к тому же еще выворачивает слова наизнанку.
Бауер сидел в углу, лицом к стене. Неподалеку от Мюррея сидел Джус и двое музыкантов-кубинцев. Кубинцы разговаривали по-испански, а Джус прислушивался к их разговору, хотя не понимал ни слова. Лицо его было бледно и сосредоточенно; большие, сжатые в кулаки руки лежали на коленях. Он старался не думать о предстоящей поездке в полицейском автомобиле. Мистер Мидлтон стоял тут же и безмятежно покуривал папиросу. Жилет его был расстегнут, руки сложены на животе поверх белой рубашки. У него был такой вид, словно он только что встал из-за стола после сытного обеда и теперь обдумывает, как бы с приятностью провести вечер.